Пара насмешников-постмодернистов Белобров – Попов прославилась в интеллектуальных кругах почти два десятка лет назад, когда вышел их «вампирский» роман «Красный бубен». С тех пор неугомонные филологи много чего успели понаписать, включая такие шедевры, как «Почему не спит лось» или «Уловка Водорастов». Критик Лидия Маслова не без удовольствия взялась за их новейший опус, изданный в полном соответствии с курсом на цифровизацию только в электронном формате, и представляет книгу недели — специально для «Известий».
Владимир Белобров и Олег Попов
Плановый апокалипсис
Author.Today : 2020 — 85 с.
С широко раскрытыми мозгами: решение проблем по Марку Аврелию
Философия римского императора сквозь призму понимания американского психотерапевта
Новый, весьма компактный, роман тандема Белобров – Попов датирован «05.03–21.04.20» и заканчивается словами: «Планету было уже не спасти». Вкупе с названием «Плановый апокалипсис» это может создать обманчивое впечатление повышенной злободневности. Однако наблюдение «Время настало заразное» проскальзывает лишь в четвертой главе, а до того ничто не нарушает обычный порядок вещей, и к дешевой актуальности авторы не стремятся. Если появляется в сюжете персонаж, вынужденный таскать желтый короб с заказной едой, то это скорее его личная неудача, прискорбный факт индивидуальной биографии, а не карантинное поветрие.
Реализм Белоброва – Попова, как обычно, магический, то есть произвольно жонглирующий теми приметами времени, которые полезны для авторских задач, но не задающийся целью создать всеобъемлющую картину перепуганной пандемией современности. Книги этих писателей не приходится слишком усердно скрести, чтобы под верхним реалистическим слоем быстро обнаружился метафизический сюр.
Фото: author.todayВладимир Белобров и Олег Попов
Однако и самым отчаянным любителям фантасмагории реальность диктует свои суровые законы. В предисловии авторы предупреждают, что, как правило, им свойственно писать чуть ли не в четыре руки. Для метафоры они парадоксальным образом используют ноги: «Две ноги — это не одна плюс вторая нога, а две вместе — они ходят». Но на этот раз не получилось: «Из-за планетарного карантина мы собраться не могли и решили, раз такое дело, попробовать написать что-нибудь по отдельности-вместе, через главу».
Мои года — мое коварство: философия в будуаре Дениса Драгунского
Писатель и политолог представил собственную сказку о потерянном времени
Не хочется подозревать напарников в том, что на самом деле они потихонечку нарушали режим, тайно встречаясь на прогулках под прикрытием какой-нибудь собачки, но чересполосица, насчет эстетического эффекта которой давно притершиеся соавторы как бы переживают, в «Плановом апокалипсисе» не бросается в глаза.
Даже когда вынужденную необычность художественного метода подчеркивает шутливая нумерация глав в финале: завершается повествование двумя 13-ми главами — 13а и 13б. Названы они, соответственно, «Плановый апокалипсис 1 и 2» и разъясняют сложнозакрученную интригу, сконструированную внеземными агентами для запуска очередного апокалипсиса. (В череде предыдущих упоминаются цунами в Индийском океане 2004 года, «извержение исландского вулкана с непроизносимым названием в 2010 году» и «Фукусима» в 2011-м).
Все части романа закрючкованы между собой элегантными зацепками, когда какая-нибудь с виду незначительная деталь, упомянутая в одной главе, играет ключевую роль в другой, и наоборот. Скажем, в первой главе выковыривается булыжник из газона для дискуссии с хамом-водителем, а во второй оказывается, что под булыжником был спрятан ключ от квартиры, где назначено тайное свидание, и теперь оно под угрозой.
Ученый грубиян: Виктор Топоров о трудностях перевода
Сборник статей филолога-скандалиста — о мудреном без наукообразности
Так что все главы, хоть и написанные якобы поочередно в разлуке Белоброва с Поповым, в итоге соединяются гладко и подогнаны друг к другу «заподлицо», как выразились бы духовно нечуждые авторам «митьки». Их наиболее литературно одаренный представитель Владимир Шинкарев не раз писал предисловия к белобровско-поповским романам, в том числе и к самому известному — «Красный Бубен». Там он с прямолинейной митьковской образностью сформулировал жанровую суть мистического триллера: «Козеликам опять неймется».
Здесь масштабы куда скромней, чем в эпическом «Бубне», повествовавшем о грандиозной битве добра со злом. Да и вообще зло теперь как будто притихло и распылилось по лабораторным пробиркам, но всё равно: какое же грамотное литературное произведение без «козеликов», пусть даже и угомонившихся? (Тем более что митьковское понятие допускает самую широкую интерпретацию, когда любой твой собутыльник может подпасть под определение «козелик», приобретя сходство с персонажем хоррора).
В «Плановом апокалипсисе» не задействованы те инфернальные силы, что вечно хотят зла, но вечно совершают благо: «трансцендентное» присутствие обеспечивают гости не из ада, а из космоса. Так, одна из сюжетных линий — межгалактическая love story, в которой девушка встречает «симпатичного парня в домашней пижаме и с бутылкой рислинга», внезапно признающегося: «Ваша планета — наших рук дело. Мы создали ее, чтобы отрабатывать разные виды ситуаций, которые могут возникнуть у нас».
Фото:author.today
Плоды приятной пустоты: лишние люди в Сочинском районе
Вялая скука героев дебютного романа Сергея Верескова
Имеются в романе, густо населенном людьми разного возраста и социального статуса, и другие инопланетяне, в том числе «из группировки щелочноземельных металлических гуманоидов». При желании можно построить на этом антропологические рассуждения — что человек всё чаще чувствует себя пришельцем на планете, которая давно стала ему как неродная во многом благодаря его же собственным усилиям. Но Белобров – Попов социальной критике чужды и стоически воспринимают как данность самовредительскую абсурдность человеческого поведения, чреватую апокалипсисом того или иного формата.
Впрочем, из-за присущей писателям несерьезной манеры закрадывается подозрение, что «пришельцы» у них вполне автохтонные, и родной дом для них не Альфа Центавра, а палата № 6. В последней главе есть флэшбек из больницы, где лечат психику нестандартным мыслителям, да и почти все персонажи романа производят приятное впечатление потенциальных пациентов соответствующих заведений.
Одна из ключевых фигур — философ Маналов, известный некоторым под школьной кличкой Заманалище, по сути довольно лестной для будущего мыслителя, чье призвание — докапываться до истины. Выраженной, например, в таких афоризмах: «Есть такие вещи, которые так никогда и не случились. Из-за этого многие считают, что их нет» или «И даже то, что никому совершенно не нравится, является неотъемлемой частью совершенного мира».
Матерый русофил: достойный ответ Жоржа Нива маркизу де Кюстину
Рассказ о жизни крупнейшего французского слависта, записанный с его слов
Цитаты из мудрого Заманалища охотно использует его одноклассник-уфолог, автор монографии «Комплексные поступки», за которой как за библиографической редкостью охотится кое-кто из персонажей. Другие герои при этом и не подозревают о ее ценности: «Он попытался разобраться, но по кратким аннотациям ничего понять было нельзя. То ли философия, то ли эзотерика, то ли авторский коучинг». В принципе эта триада сгодилась бы для аннотации и к самому «Плановому апокалипсису», который, при всей своей «надмирности» и устремленности к звездному небу над головой порой содержит вполне практические советы нравственного толка.
Вот, скажем, глава 8 — «Семейные отношения» — касается также и отношений добрососедских: «Ну и как-то с возрастом разумные люди терпимей начинают относиться к друг другу. Знают, что всё равно же не избавиться от соседей, так и будешь встречаться с ними во дворе или в лифте. Эти уедут, приедут еще хуже. Нетрудно ведь сказать — здрасьте, как поживаете. Во всяком случае, легче, чем сразу зубы выбивать».
С этим наставлением, пожалуй, трудно не согласиться даже самому отъявленному мизантропу — конечно, если мизантроп без уголовных наклонностей.
Источник:
